Ноу пехтинг!

Погрустим. Далее всё с грустью, но светлой.

Тут про Аллу Сумарокову (не Валуйских) хочется написать.

Сумарокова в политике — вот что напрягает. Неужто настолько плохи дела, что роль последней надежды и «главного локомотива» уготовили Сумароковой?

Праведники, не спешите корить. Я не про женщину Сумарокову. Я в своём уме, и нравственные скрепы у меня на месте. Я про политика Сумарокову. Я даже не про певицу Сумарокову — как артистка, исполняющая северные песни, она для меня, музыканта в прошлом, кончилась после гимна Архангельска.

Я выдёргиваю из сети все электроприборы, едва заподозрив появление этого низкопробного опуса в эфире. Я не ханжа и обожаю ситуацию, при которой и искусство творится, и деньги зарабатываются.

Ещё раз, Алла Сумарокова, простите меня за резкость, но у Вас не получилось в искусстве — вместо работы Вы вышли в тираж — ударились в попсу. А где попса, там и чёс — пение на заказ и звучание фоном на политических мероприятиях, которые в варианте праймериз в Ломоносовском ДК Архангельска больше походили на шабаш. Выход есть, но вы уже едва ли читаете эти строки...

И всё же дам совет: помолчать года два и только потом по многочисленным просьбам выйти на сцену. За дорого. Без попсы. Два года на обновление хватит...

Только две могилки посетить придётся — перво-наперво к Людмиле Зыкиной на поклон сходить и прощение долго просить за опопсение народной песни на политических шабашах и данного Богом таланта.

А потом перелёт до островов Зелёного мыса и посещение крохотного скалистого острова с маленькой могилкой на каменистом пляже, у которой тапочки Её стоят, живые цветы, недопитый стакан виски, Её любимая сигара, бусы из ракушек. Там слёзы очищения от попсы и политической скверны вас умоют.

Затем порыв свежего ветра донесёт голос. Её голос — голос Сезарии Эворы,словно колодезный журавль достающий из души человека, как из деревенского северного колодца, полную чашу истовых душевных свойств — самых ранимых и гонимых. Потому и глубоко скрытых в душе каждого землянина свойств — сентиментальности, обострённой чувственности, искренней щедрости.

Алла Сумарокова, Вы же лешуконка. А лешуконцы — чувственные, добрые и очень душевные люди. Где это видано, чтобы лешуконец душу свою — народную песню — на неистовость политических прений поменял?..

Пожалуй, если только на Лешуконию нападут злобные карлики — упёртые тролли, что сейчас всё самое чёрное в области творят. У них до Лешуконии просто ещё руки не добрались. Лешукония далеко — Бог даст, не доберутся.

Они все алчные и жаждут власти. От соседства и частого общения с этими конченными циниками душа черствеет, а человек без прививки стойкости вообще в манкурта превращается. Манкурт — это по Чингизу Айтматову результат пребывания под солнцем в степи в головном уборе из верблюжьей кожи — шагреневой кожи, которая сжимает голову и убивает часть мозга с памятью.

Он с виду обычный манкурт. Только в глаза смотреть не стоит им — затравленные они и без души. Зато самый верный и покорный раб. Его как медную монету можно использовать и так и сяк — и выкинуть не жалко.

Ну и, конечно, Алла, умоляю прочитайте эти строки: манкурты не поют.

Я очень хочу, чтобы хоть Вы, голос Лешуконии, женщина, голосом своим когда-то олицетворявшая для меня песенную душу моих земляков, конечно, не Зыкина и не Сезария, зато живущая рядом и своя по крови, не скурвились в политике. И последний совет: как уйти красиво.

Вы на сцену выйдите.

Чингиз Айтматов в романе «Буранный полустанок» («И дольше века длится день...») описал красивую киргизскую легенду, как горячая любовь матери к сыну-манкурту вернула манкурту память. Он, правда, умер. Может, любовь слишком сильна была...

Может, требуется шоковая терапия чувственности — чуждого политике инженера политиком нарядили, обложили политжаргонами, и он заплутал, попал в горячую степь, на солнце, шагреневую кожу бюрократическими справками ему доброжелатели на голову положили, и она сжалась...

Песня, мне кажется, подойдёт из наследия, собранного Антониной Яковлевной Колотиловой, и великая Нина Константиновна Мешко к ней прикладывалась... Итог — душу рвёт так, как если бы росток травы пробивался сквозь асфальт:

«Дремлют пойма и угоры
В тишине.
Чайки вьются в беспредельной
Вышине.
Нет конца просторам северной реки,
В тёмной Тайболе озёра
Глубоки.
Выезжают на путину рыбаки,
Песни льются, разлетевшись над водой.
И раздолью нет предела в песне той,
Что далеко над водой...»

(из репертуара Северного Русского Народного хора).

Алла, уважаемая наша Сумарокова. Если Вы, уважаемая наша Сумарокова, представляете такого партийного единороссовского деятеля, как Кирилла Кольцова...

Всегубернская слава пришла к Кириллу после обнародования провокационной подделки со списком должностей будущего созыва, где без году юрист Кирилл написан председателем комитета по законодательству и госустройству, которой не каждый районный прокурор-то достоин. Много слов о Кирилле — это чтобы рельефней смотрелся образ. Кстати, весьма колоритный.

Алла, Вы как артистка даже по вышенаписанным строчкам сможете прочувствовать выражение глаз Кирилла, движение губ, звук челюстей и зубов в момент пения строк «В чёрной Тайболе озёра глубоки».

Возможно, сперва подступит рвота.

Но что Вы хотели — в такое вляпаться, и чтоб не вырвало?

Сдержаться можно и видя, что ползала — это алчные глаза, рты с похотливыми до власти слюнями. Захочется выйти.

Выходите. Главное — чтобы не убежать, а чуть замедлив шаг и спокойно. Чтобы мухи, слетевшиеся на таких, как грузинский князь, летали с шумом, будто двигатель у старого ютейровского летающего сарая.

Вы оставшимся в зале не поможете — Вы себя спасёте.

Отличия от пехтинга № 1 в том, что свалившись с кремлёвских высот по михальчуковско-митькинскому плутовскому партийному жёлобу на думских выборах, в ЭТОМ ГОДУ пехтинг размножился. Будто и не пехтинг это вовсе, а кролик...

Вот Рушайло, сенатор от Обл­собрания, он от «Единой России». В праймериз он вообще не участвовал.

Вот Поликарпов: он весь от массивных щёк до левой пятки так и горит, будто новогодняя ёлка, неоновыми надписями «ХОЧУ», но в Мирном праймериз им проиграны безнадёжно. Онега своего засланца в губернскую власть давно забыла — ноль для Онеги был, нулём депутатствовал АЖ 2 СОЗЫВА — восемь лет. Ноль для обнищавшего вконец района. Нафиг он кому в Онеге сдался со своими воспоминаниями о работе редактором газеты Онега. Люди там жить хотят, просто жить. А жизни нет. Нафиг им Поликарпов?

Северодвинец Новосёлов — всё у него проиграно с праймериз.

Павловская в безнадёге, говорят, рыдала. Отрыдала. Влагу лишнюю водопадами через глаза выпустив, снова духом воспрянула — как Поликарпов, только в юбке. Будто билборд со словом «ХОЧУ».

Авалиани праймериз как ни старался, а проиграл: «ОЧЕНЬ ХОЧУ мандат генацвали».

Сумарокову очень жаль. И Насонова жаль. Доктор, руки и талант от Бога — тратит бесценные минуты, Господом данные для плодотворной работы, на политтрескотню, чтобы просто стать паровозом и привести Авалиани, Кольцова, Кононову в Областное собрание.

P.S. Муть, когда поднимается со дна, перемешивает все слои воды, потом муть опускается, а часть воды утекает. Природа. Божье творение, божий закон. Или, как говорил сирийский мулла ребятам из Хесболлы, «...мы сидим, луна светит, река течёт. Иншалла».

Материал опубликован в общественно-политической газете «Правда Северо-Запада» от 19 июня 2013 года.