"Пожарные до 1917 года были, по сути, городскими спасателями: они не только тушили пожары, но и, например, повивальную бабку могли доставить по адресу, чтоб она не бежала пешком. И у них тогда было все, что положено: лестницы, багры, топоры, веревки – то есть все, чтобы справиться с пожаром.
Сейчас пожарная охрана – это профилактика пожаров (Государственный пожарный надзор) и собственно тушение пожаров. Но как отказать, если людям плохо? Очень давно у нас был случай: в Соломбале, недалеко от Пожарки, один сосед по пьяни зарубил другого топором, затолкал в выгребную яму и «очком» прикрыл.
Потом, когда он протрезвел, осознал, что без соседа ему скучно – выпить не с кем, да и писать-какать он не может, потому что сосед там, и крысы бегали в этой выгребной яме.
Мужик пил и ходил в милицию, как на работу. Выпьет для храбрости, придет в отделение и скажет: «Я убил своего соседа! Его едят крысы, посадите меня, я подлец»!
В милиции посмотрят, что пьяный несет какую-то чушь – и в вытрезвитель его. И так он приходил раза три, но потом все-таки прислушались: может, он правду говорит?
А дело тем временем к 1 мая: у всех парад, у одних пожарных .опа. Участковый обратился в пожарную часть: ребята, надо бы как-то проверить! А у пожарных есть противогазы.
Начальник караула был человек опытный, отобрал бойцов постарше, которые навидались всего. Надели они изолирующие противогазы – там действительно дышать было нечем, – вскрыли. Короче, информация подтвердилась.
Это был Советский Союз – пожарной охране выделялись средства, горюче-смазочные материалы, в общем – все необходимое. А потом наступила демократия, и деньги стали считать. Наступил 1995 год, и настала полная .адница.
По полгода не платили зарплату, а у нас много таких семей, как моя, например, когда и муж и жена работают в пожарной охране. То есть вообще по нолям! Москва кое-что подкидывала федералам на поддержку штанов.
Как-то мы даже залезли в госрезерв по горюче-смазочным, что было нельзя делать. Госрезерв существует на случай очень серьезных ЧП типа крупного лесного пожара, наводнения или какой-нибудь подобной катастрофы.
А люди горят, по 01 вызовы есть, надо их обеспечивать – но тогда можно было услышать, например, от сотрудников скорой помощи: мы до вас-то доедем, а вашего больного можем не увезти, вы нам оплатите заправку? А милиция говорила: на труп-то мы поедем, а на семейную разборку – справляйтесь как-нибудь сами.
Не потому что врачи или менты сволочи, а потому что бензина реально не было – лимит кончился.
Пожарная охрана пешком ходить не может: по деревянным конструкциям огонь распространяется со скоростью три метра в минуту. Если ехать пять минут – сгорит 15 метров. Нормативы у нас жесткие: 45 секунд от поступления сигнала до выезда.
Где бы ты ни был: на толчке сидишь или в кухне чем-то занимаешься: через 45 секунд ты должен сидеть в машине в полной боевой готовности, а машина должна уже задними колесами выехать за пределы депо.
Машины стоят всегда с открытыми дверями, чтобы не терять доли секунды на открывание. И у нас все, даже те, кто уже в предпенсионном возрасте, укладывались в этот норматив. Стоят сапоги, на сапоги натянут полукомбез – человек подбегает, прыгает в одежду, одновременно натягивает на себя куртку и противогаз – и прыгает в машину.
И вот, залезли в госрезерв – за это по голове не погладят, а тогда начальником у нас был Веха Юрий Феофилович (мы его звали Папой) – таких, как он, было всего двое на Советский Союз, которые 60 летний юбилей встретили на боевом посту.
Обычно офицер в 50 лет уходит на пенсию, потому что если он действительно служит, а не протирает штаны, то уже к 50 здоровье серьезно подорвано. Так вот, эти двое были действительно зубры, которые не боялись принять решение и нести за него ответственность.
Чтобы взять что-то из госрезерва, надо было, чтобы горело пол-области, либо требовалось пройти огромное количество согласований! А тушить надо сразу. И полковник Веха отдает приказ вскрыть цистерны госрезерва, чтобы обеспечить топливом пожарные машины.
При этом Папа прекрасно понимает, что за вскрытие госрезерва он получит по полной, и может быть, даже пойдет под суд. Но отдает такое распоряжение, причем письменное, чтобы не подставлять своих подчиненных.
Это был 1995 год, денег не было ни у кого, зарплату не платили, а выходить на работу пожарные были обязаны, потому что у них Устав. Веха отдал тогда приказ всему личному составу в один день, в одно время собраться у себя в подразделениях, и провел селекторное совещание.
На повестке дня такой вопрос: пришли деньги (Москва выделяла какие-то крохи): раздать их на поддержку штанов, или – у нас кончается бензин, кончаются запчасти?
Весь гарнизон, кроме двух человек, которые воздержались, проголосовал за то, чтобы пустить эти деньги на покупку горючего. И это после того, как четыре месяца люди не получали зарплату. В том числе и мой муж, я в это время сидела по уходу за ребенком – только что родила. И ни одна жена пожарного не развелась со своим мужем после этого.
Я сама из «понаехавших» – не местная, у меня нет здесь ни бабушки, ни дачи. Так вот, ребята из Холмогор, из Устьян, которые меня знали и уважали, когда приезжали по делам в Архангельск, да и наши архангельские, у которых были дачи, заглядывали: «Сергеевна, на тебе мешок картошки». Есть-то что-то надо, чтобы молоко было! Кто-то кролика забил, кто-то курицу прислал… И это было нормально!
Потом был первый накат МЧС. Пришел товарищ Шойгу, у которого герой юности – барон Унгерн. Это показательно. И Ельцин для Шойгу был дядя Боря, приятель отца, и маленький Шойгу сиживал у него на коленях. И когда в Спитаке произошло страшное землетрясение – тогда зарождалось то, что сейчас называется МЧС.
До этого не было вообще такой профессии – спасатель. Кто были эти спасатели? Инструкторы горного туризма, байдарочники, то есть люди с туристическим опытом, прошедшие сложные маршруты… И пошел разговор о том, что страна большая, нужна какая-то служба, чтобы спасать людей. Вот из этих людей родился российский корпус спасателей.
Сначала это было на добровольной основе, но все понимали, что это реально нужно. Раньше для борьбы со стихийными и прочими бедствиями привлекали армию, словом, наваливались всем миром. А потом пришло понимание, что нужна такая организация, что профессия спасателя востребована.
Конкретный пример: разбор завалов – это игра в бирюльки. Хоть и звучит несерьезно, но здесь нужны точные расчеты, чтобы рука не дрожала и так далее. То есть нужны профессионалы.
Вспомните обрушение дома в Архангельске на Космонавтов, 120 – это был 2004 год, прошло 10 лет. Туда первыми приехали пожарные, и численно было больше пожарных, спасателей была горсточка. И тогда четко проявилась разница между двумя профессиями. Суть у профессий одна – спасение людей. Но это разные профессии. Наши привыкли действовать молниеносно. А тут надо – молниеносно, но с особыми знаниями. И поэтому никто не спорил, что руководство здесь за спасателями. Только поэтому удалось вытащить из завала живых.
Если бы действовали только пожарные и армия – не было бы живых. Мы бы работали так, как привыкли. И потом на всю жизнь осталось бы осознание, что ты никого не спас. А такое не каждый выдержит.
И вот, Шойгу тогда подвизался около этой службы спасателей. Надо организовывать – надо обращаться к президенту. Решит Борис Николаевич – значит, будет такая служба. Ходит такая легенда, что Сергей Кужугетович поймал Бориса Николаевича в коридоре Белого дома, сказал, что это нужно и попросил подписать документы.
Как бы то ни было, Шойгу организовал подпись, а потом возглавил ведомство. А потом ему оказалось мало. У него возникла идея – объединить пожарных и спасателей – вот это будет мощная сила. Это было в конце 90 х.
И тогда встали наши «отцы» и возмутились: «Как так, человек в этом ничего не смыслит и берется руководить? Он же не служил, если не считать месячных сборов, он будет играть в солдатики»!
А пожарная служба весьма специфична, боевой Устав писан кровью. Например, в Уставе прописано, что минимальный состав звена – три человека. Что это значит?
Когда идет звено в разведку, у каждого, кроме своей амуниции, навешано около 60 килограмм снаряжения, кроме того, каждый тащит пожарный рукав под мышкой. Пожарный рукав с водой – без воды в разведку идти нельзя. Вес полной рукавной линии – центнер. Первый идет с фонарем, у него под мышкой ствол рукава. Он должен в любой ситуации – жжет ему руки или нет, плавится у него маска или нет – защитить двоих следующих. А если ты упал, ты без сознания – двое обязаны тебя вытащить, потому что в одиночку человека не вытащить – останутся оба. Вот поэтому состав звена – три человека.
Наши руководители не стеснялись спрашивать совета у подчиненных. В частности, Веха вызвал меня и спросил, что я думаю по этому вопросу. Я сказала: надо вам собираться по регионам, вырабатывать единую политику.
Я могу написать документ, а вы должны подписаться. Документ через главк должен лечь президенту на стол. А пока собираются подписи, вы должны поговорить с губернаторами, объяснить им, что будет, исходя из конкретной ситуации в регионе.
Поскольку начальники были грамотные люди, имеющие опыт работы по 20, 30 лет, окончившие Высшую инженерную пожарно-техническую школу (сейчас она называется академия ГПС, и там никого не осталось), знающие теплотехнику, статику сооружений, высшую математику и прочее – ведь принимали туда не ниже капитана, с определенной должности – чтобы человек успел поработать самостоятельно.
И эти люди смогли донести до губернаторов мысль, что если сейчас объединить МЧС и пожарных, то это будет .адница. Губернаторы поддержали руководителей пожарных подразделений регионов, и эту волну отбили. Доказательно отбили, с серьезными расчетами – по каждому региону.
Губернаторы поняли, что пока система работает, не надо ее менять. И тогда отбились – большинством. Кроме двух. На всю Россию оказалось две суки, которые просто побоялись за свою шкуру – из молодых карьеристов.
А в январе 2001 года волевым указом всю пожарную охрану, как крепостных, передали в МЧС. Пришили к пуговице тулуп. Спасательский корпус был тысяч 60 на всю Россию. Пожарной охраны – свыше 400 тысяч.
Дальше пошли усовершенствования. Разваливалась армия, много молодых мужиков – недосбитых летчиков, недопотопленных подводников, недоподстреленных десантников – оказались на улице. Лучшим что-то предложили.
Перед теми, кто попал в МЧС, открывались возможности для карьерного роста и прочие перспективы.
Но! Да здравствует наш Карабас дорогой, мы будем жить под его бородой, и он никакой не мучитель, а только наш добрый учитель.
Повсюду «иконостасы», в каждом подразделении МЧС должен быть щит, где должны быть представлены все московские орденоносные «груди»; наплодили региональных центров – наш находится в Питере. Северо-Западный региональный центр, который не делает ничего, а только работает передаточным звеном – бумаги идут туда-обратно.
И когда нас в декабре 2000 го поставили перед фактом, что с января мы – МЧС, убеждали, что оклады возрастут и вообще все будет хорошо, наши фанаты пожарного дела стали задавать вопросы руководству: А куда мы будем уходить на пенсию? Как у нас будет с выслугой? Как решен вопрос с материальным обеспечением?
И ни на один вопрос ответа нет. Так что это за организация, если ничего не продумано? Как будут проходить команды, кто начальник гарнизона? Как все будет организовано?
Ответ был: работайте как работали, разберемся. До сих пор разбираются! Дырки в нормативной базе – это черт знает что…"
Конец цитаты.
Материал предоставлен общественно-политической газетой «Правда Северо-Запада», опубликовано 03.09.2014
Продолжение истории в следующем номере «Правды Северо-Запада»…